во рту ощущается ласковый привкус яда миндаль зацвел, воскресенье бездельем нежит мой волшебный кора

во рту ощущается ласковый привкус яда
миндаль зацвел, воскресенье бездельем нежит
мой волшебный корабль отплывает куда ему надо
горизот четок, океан, разумеется, безбрежен
(останки раскрошенного в пыль рафинада
отзываются на ладонях игольчатым смехом пешек)

а шпангоут сломан и время потекло по водам
масляным пятном распылось у берега возле яхты
наш роман разыгрывался по каким-то фальшивым нотам
чтобы теперь не суметь сказать куда же уходишь моя ты
ненаглядная девочка, пахнущая смолой и йодом
(если бы не постоянное ожидание подвоха вышли бы, пожалуй, в лауреаты)

но теперь все иначе и ласковый терпкий май
отпечатался где-то в подвздошьи моей утратой
я спорил с ним, по-собачьи лаял - мол, не отнимай
но он быстренько разделил нас слепым квадратом
я молился твоим богам, карабкаясь на Синай
и все-таки мой корабль пролетел мимо берега. немояты.

заговрщицки кто-то вытянул тебя из-под, от, утянул, отнял
заговорил, запел, забаюкал в своих рассказах
и ты теперь - констатирую! - совсем далеко от меня
а я вот рисую корабль и цежу от газа
сладковатый привкус под языком. (а на днях
ты снилась мне со всеми своими лицами сразу)

ночь ласкает меня пламенем, коротким своим языком
прячется от меня под цыганской юбкой
скажи, разве и впрямь когда-то я был знаком
с тобой и беседовал о зазорном в пустых каютах?
(заливал оскомину виски и коньяком
и на песочных часах отмечал минуты)

сегодня я пуст. воскресенье не менее пусто.
прошедшее кажется диким и глупым сном
в полнолуние. губы пугает чувство,
пробуждаемое во мне именем, с которым я был знаком
пропевал его по буквовкам, выговаривал в небо с хрустом
а теперь остался с проколотым сердцем и прокушенным языком.