Пусть мне тридцать, и прожито мною столько, сколько кататься можно на первом льду; мир мой - из острых мелких седых осколков, хоть и стараюсь схватывать на лету. Да, у меня есть берег, мой теплый берег, там и дома, и улицы задарма.
А еще я имею перья и я не верю в просто открывающиеся дома.
Мне - обрывать катрены на полуслове, мне это - пепел стряхнутый, маета, что мне ограда чьих-то чужих условий: я же - богиня, а все остальные - так. Я поделю людей на слонов и мосек: да, все равны, но кто-то еще равней. Жду у морей погоды, волна приносит зелень бутылки, письма скучают в ней. Письма в отговорившую чью-то осень, желтые и адресованные не мне.
Я здесь совсем состарюсь, и эта проседь что-то совсем не хочет сходить на нет.
Я же богиня, я же трепала нервы, волосы, посвященную мне тетрадь...
А была бы я первой...была б я первой, вот тогда бы было, что отбирать.
Твой каталог, мой неприглядный номер, но Мураками даже писал о нём. Хоть бы и ты вернулся, и он не помер, хоть бы настало время, когда вздохнём просто, легко, спокойно, ладонь в ладони, в парке у храма имени твоего...
Пишешь стихи, пьешь из горла джин-тоник, кто там с тобою на равных и наяву?
Это письмо от грусти моей потонет.
Да и куда пускать, кроме как в Неву?
Только шасси взлетело - уже скучаю. Больно, сжав руки, будто хватая нить... шарика улетевшего. Дайте чаю.
Нет, я не в силах что-либо изменить.
Я не готова ни к сессии, ни к разлуке, я прилепилась черным снежком к окну: вот и машу тебе так, что немеют руки, и оставляю сама же себя одну. Я не готова...
А впрочем, готова, либе.
Дайте билеты: мне тему, тебе - на взлет.
И уберите с заднего фона всхлипы и этот первый, еще не окрепший лед.
Да, я готова ждать тебя первый месяц, да и второй и третий не откажусь.
Что же, пускайте ток.
Это много весит.
Впрочем, я
обязательно
удержу.
